Михаил Магид, 

публицист,

специально для Eurasia Diary

В прошлое воскресенье в немецком городе Хемниц произошла драка, в ходе которой был убит 35-летний Даниэль Х. - немец с кубинскими корнями. В убийстве подозревают двух беженцев из Сирии и Ирака. По слухам, Даниэль заступился за женщин, которых беженцы пытались подвергнуть сексуальному насилию, однако последующие сообщения не подтверждают это. После убийства, в городе начались митинги с участием ультраправых и с лозунгами против мигрантов. Снова произошли столкновения. В демонстрациях и столкновениях принимают участие до 5-6 тыс человек, что много для города с населением 250 тыс.

Протестная традиция в Восточной Европе

Население Восточной Европы никогда не отличалось высоким уровнем интернационализма. Тем не менее, общественные движение здесь в течение многих десятилетий характеризовал высокий уровень адекватности. Но не сегодня. Когда в Венгрии население голосует за Фидес и йобиков (ксенофобные авторитарные партии), а в Хемнице и ряде других регионов бывшей ГДР за аналог йобиков - АдГ (Альтернатива для Германии), который поддерживают почти 30% избирателей, то это вызывает вопросы. Многие люди искренне верят в то, что, выбросив мигрантов, они начнут жить лучше.

Восточно-германские рабочие в 1953 г, венгерские рабочие и интеллигенция в 1956 г, польский рабочий класс в 1980 г может быть и не поддержали бы гей-браки и прием миллиона мигрантов из Сирии. Однако же, гоняться толпой в пять тыс душ за пятью арабами, думая, что это решит проблемы страны, они бы не стали. Рабочие свергали неэффективные правительства, захватывали заводы, создавая на них органы самоуправления - Рабочие Советы, подотчетные собраниям трудовых коллективов, добивались свободы слова, печати и собраний. Без свободы слова нельзя критиковать оппонента, а значит, не может быть и самоуправления. Фактически, это были социальные революции с сильными либертарными течениями - с влиятельными фракциями сторонников самоуправленческого социализма.

В 1989 г пришла пора демократических революций. В ГДР миллион человек снесли Берлинскую стену в поисках личной свободы. В Польше и Венгрии большевистские диктаторы сдали власть под напором рабочего движения, и пошли на относительно честные многопартийные парламентские выборы. Спустя три десятилетия их потомки решили, что все социальные проблемы - от мигрантов. Но почему это случилось?

Разрыв социального договора

Обозреватель авторитетного немецкого издания Der Spiegel Якоб Аугштайн пишет : "В послевоенной демократической Европе (имеется в виду период 1945-1975 гг в западноевропейских странах) существовал неписаный социальный договор: рядовые граждане терпели (не очень ими любимую) либерализацию общества до тех пор, пока либеральные элиты сохраняли основные принципы социальной справедливости, защищали труд, семью и религию. Теперь этот договор нарушен: в Европе резко усилилось социальное неравенство, навязаны чуждые многим гражданам нормы сексуальной и семейной морали, национальные границы открыты для иностранцев. Результат не заставил себя долго ждать - это угроза фашизации Запада... Немецкие правые ориентируются на своих предшественников в Европе, таких как французский «Национальный фронт» или австрийская «Партия свободы». Эти партии выбросили на свалку неолиберальные ценности и создали идеологический противовес: возвращение к патерналистской социальной модели для «своих» граждан при агрессивном отказе от всего «чужого» (мигрантов и гастарбайтеров)... Элиты должны были сказать: сперва - справедливые зарплаты для всех, а уже потом — однополые браки и мультикультурализм. Но они не выступили за социальную справедливость, а вместо этого сделали упор исключительно на либеральных ценностях. Это - историческая ошибка. Ведь когда АдГ придет к власти, она покажет либералам, где раки зимуют..."

Но Якоб Аугштайн имеет в виду, прежде всего, жителей Западной Европы, голосующих за ультраправых, западных немцев, поддерживающих АдГ, или французов, поддерживающих Национальный Фронт. Он не объясняет, почему население Восточной Европы оказалось подвержено ксенофобии.

Раздражающая общество пропаганда

Можно вспомнить теорию коллективной ответственности немцев как народа за Вторую мировую войну, которую поддерживают немецкие СМИ, система пропаганды и образования. Особенно остро, это, видимо, чувствуется в Восточной Германии, где безработица достигает 17%, а в некоторых регионах доходит до 25%. Когда вместо того, чтобы предоставить хорошее рабочее место, начальство объясняет, что ты, как немец, виновен в поступках твоего прадеда, даже если он был мирным пекарем и токарем, это не вызовет симпатий. Не говоря о том, что сама по себе теория коллективной ответственности народа за преступления диктатуры токсична, несет в себе яд национализма: если в Холокосте можно обвинить всех до одного немцев, включая наших современников, почему, согласно той же чудовищной логике, нельзя обвинить в коллективной ответственности за запрещенный ИГИЛ всех арабов? (Да, и Холокост, и теракты ИГИЛ были ужасными преступлениями, но причем тут те, кто ни в чем подобном не принимал участия? И, тем более, нынешнее поколение немцев?).

Важную роль в том, что в Восточной Германии значительная часть населения отказалась принимать ценности толерантности и идеологию коллективной ответственности немцев, сыграла политика поглощения этих регионов после объединения страны. Бывшая ГДР пережила свою трагедию 90-х. Руководители ФРГ закрыли сотни крупнейших фабрик Восточной Германии, как нерентабельные. К осени 1993 г. в новых землях были приватизированы 14 тысяч предприятий. За это же время были ликвидированы, на основании экспертных заключений, порядка 4 тысяч предприятий. Миллионы людей потеряли работу. В Западную Германию хлынул поток дешевой рабочей силы. Это привело к тому, что некоторые регионы Восточной Германии лишились значительной части трудящегося населения, что еще больше усилило экономическую катастрофу. Правда, безработные получили пособия, достаточные для того, чтобы кое-как существовать. Но люди испытали шок. А затем западные немцы принялись учить восточных толерантности: любви и уважению к правам национальных и сексуальных меньшинств. Это было воспринято многими восточными немцами как невероятное лицемерие и отвергнуто.

Но все подобные объяснения выглядят недостаточными. Социально-экономические проблемы и вызывающая раздражение официальная пропаганда имели место и в 1953, и в 1956, и в 1980, и в 1989 гг. Однако народы, и прежде всего, рабочий класс Восточной Европы, реагировали на проблемы и трудности совершенно иначе. Жители ГДР в 1953 г и в 1989 г послали бы очень далеко любого, кто захотел бы обсудить с ними "коллективную вину немцев". Но они прекрасно понимали, что причина их бед не в глупой пропаганде и не в наличии иностранцев на улицах Хемница (Карл-Маркс-Штадта) и Берлина.

Разрушение промышленности, деквалификация, деградация

Деквалификация - это процесс деградации труда, в котором труд утрачивает свою сложность, самостоятельное содержание и основу знаний. Это слово так же означает потерю квалификации, опыта и профессионализма.

В период 1950 -1980 гг в тех, далеко не самых свободных и не самых толерантных странах (Польша, Венгрия, ГДР), стремительно развивалась промышленность. Параллельно создавалась современная инфраструктура. Все это работало не слишком эффективно, в сравнении с западно-европейской экономикой, но работало. Массивную часть экономически активного населения в больших городах составляли квалифицированные рабочие крупных предприятий, инженеры и различные специалисты, а так же врачи, учителя, позднее еще и работники многочисленных научных центров. Безработица была ликвидирована.

Большой Будапешт с населением свыше 2х млн стал центром социальной революции в условиях, когда (к 1956 г) в нем было сосредоточено 70% промышленности Венгрии. Большинство в Центральном Рабочем Совете Будапешта (ЦРС выступал в роли одной из ведущих сил революции) составили рабочие высокой квалификации и инженеры. Польское движение Солидарность в 1980-1981 гг, выступавшее за самоуправление на фабриках, объединило практически весь рабочий класс и техническую интеллигенцию тяжелой промышленности. Как отмечает социолог Н.Коровицина, "по степени несогласия с официальной политикой к студентам примыкали молодые рабочие. Следующие за ними в этом ряду - рабочие старшего поколения с крупных промышленных предприятий – новостроек первых пятилеток. Рабочие старшего возраста с небольших предприятий, напротив, демонстрировали наиболее высокий уровень поддержки власти. Таким образом, противостояние системе определялось степенью интегрированности в нее или зависимости от нее: чем они были выше (а квалифицированное рабочее место требует высокоразвитой государственной системы), тем - вопреки здравому рассудку - большее недовольство она вызывала".

Все эти работники знали, что вещи не возникают из пустоты. Большая, а в некоторых регионах возможно и преобладающая часть общества понимала: "Чтобы улучшить условия жизни, необходимо изменить принципы производства вещей и производства идей, а так же, методы управления страной (ибо все взаимосвязано). Для того, чтобы исправить больную жизнь и обустроить ее, исходя из своих интересов, надо не гоняться по улицам за пятью иностранцами, а брать в руки трудовых коллективов предприятия и\или даже власть в стране".

Совершенно иное положение складывается в современных странах и регионах, где имеется высокая безработица и где менее трети работающего населения заняты в промышленности, а почти все остальные - в сфере услуг. Появилась цивилизация "чего изволите" - мир официантов и проституток, мелких и мельчайших торговцев, офисного планктона и продавцов супермаркетов, безработных и люмпенов. Они плохо осознают причины своего положения. Люди не понимают, как устроены вещи, и склонны верить в любую чушь.

Это не значит, что не может быть найдено освобождающее решение. Даже сегодня 20-30% населения заняты в промышленности, еще какая-то часть работников сферы услуг занимается сложным, созидательным трудом. И все же, теперь изменить мир намного труднее.