В Грузии активисты отметили акциями протеста премьеру первой гей-драмы о грузинских народных танцах. Предварительные результаты: одна побитая полицейская машина, пара расколоченных стекол, одна пострадавшая девушка.В Армении премьер-министру пришлось объясняться перед своими местными активистами по поводу госфинансирования для фильма о тяжелоатлетке-трансгендере. Обошлось без пострадавших. Но самой картины пока еще нет, так что все впереди.
Что тут любопытно для нас с вами.
Во-первых, режиссер (он же сценарист) грузинской гей-драмы — швед, хоть и грузинского происхождения. И фильм свой он снимал, естественно, на западные деньги и для западной аудитории.
Это, отметим, вполне уважаемый западный жанр. Какой-нибудь автор с экзотическими корнями пишет книжку или снимает кино о том, как на его далекой родине тяжело в мракобесном традиционном обществе угнетаемым (нужное вписать). Типичный пример, скажем — это книга американца Хосейни, вывезенного в детстве из Афганистана, о двух свободолюбивых женах одного неприятного мужа. Книга стала бестселлером 2007 года, поскольку обличала бесчеловечность талибов и заканчивалась счастьем, которое принесла американская оккупация: "Кабул очень изменился. Люди сажают деревья, красят дома, копают канавы и колодцы, восстанавливают разрушенное. На каждом углу звучит музыка: рубаб и табла, дутар и гармошка". Сейчас, спустя полтора десятилетия, это читается без энтузиазма, ну так ведь и Афганистан больше не актуален.
Ну а шведский режиссер Леван Акин взял народный грузинский танец и насадил на него историю о двух влюбленных друг в друга джигитах, неспособных открыто выражать себя в гомофобном обществе и выражающих свою страсть в пляске.Кино с успехом показали в Каннах. А режиссер успел обвинить в грузинской гомофобии в том числе Россию и СССР: "Грузию много раз завоевывали — турки, иранцы, русские. У грузин острая потребность в национальной идентичности, и все, что, как им кажется, ей угрожает, — геев, например — они отторгают". Мы также виноваты в том, что грузинский танец слишком "токсично-маскулинный": "Первоначально он был более мягким и податливым, но в советское время становился все более мужским. Я думаю, это связано с коммунистическими взглядами на гомосексуализм".
Ну, вы поняли. Имперский гнет не давал распоряжаться людям даже собственным организмом, и шрамы все еще мешают наслаждаться свободой.
Что касается Армении, то прототип героини/героя байопика — реальная армянская тяжелоатлетка Мелине Далузян, призерка ряда европейских и мировых чемпионатов. Где-то в начале десятых годов она перестала выступать, затем отбыла на ПМЖ в Нидерланды, сменила пол, переименовалась в Мела Далузяна и отказалась от армянского гражданства. Уже задним числом, в 2018 году, в ее крови на Олимпиаде-2012 нашли допинг и дисквалифицировали. Пути, которыми для фильма о ней было пробито финансирование армянского аналога Фонда кино, не вполне понятны. Очевидно, в этом смысле армянская творческая тусовка при бюджете не отличается от российской. То есть она вся пронизана передовыми людьми, как какой-нибудь "Гоголь-центр", и все вынуждены страдать под гнетом государства и на его деньги, иногда по-партизански протаскивая ЛГБТ-тематику, упакованную, например, в "спортивную драму".
...А теперь — самое интересное.Сейчас в постсоциалистических республиках вообще одна из самых больных проблем — это столкновение ревнителей национальных ценностей с ревнителями ценностей передовых, западных. Так сказать, битва вышиванки с радужным флагом.
Штука вся вот в чем. Тридцать лет назад, когда "промосковские" правительства валились всюду, как домино, Запад, естественно, поддерживал тех, кто их валил. Главным для него в вопросе "кого поддерживать" была, конечно, антироссийская и антисоветская ориентация новых политиков. При этом сами антисоветские политики были — за какими-то крошечными исключениями — этническими национал-романтиками. По всему постсоциалистическому пространству в качестве универсальной матрицы внедрялся простой и понятный миф: "Мы (нужное вписать) — древняя нация с уникальной культурой, испорченная гнетом империи. Мы сбросили этот гнет. Сейчас возродим ценности, духовность и обычаи нашего народа и заживем, влившись в рыночную семью свободных народов".
Проблема возникла не сразу. Стоит вспомнить, что 30 лет тому назад и сам Запад был другим. Его не настиг еще кризис рождаемости и традиционной семьи, Европа и Америка были безоговорочно христианскими, а гей-браков не заключали даже в затейливых Нидерландах. Относительно социализма тогда тоже был полный консенсус: свободный рынок — добро, государственное вмешательство — зло. Если бы лидеры Демократической партии 1989 года послушали дебаты современных кандидатов в президенты США от собственной партии, они остались бы в твердом убеждении, что в холодной войне в конце 2019 года побеждает Советский Союз. "Что-что? Раскулачить крупные корпорации? Сделать так, чтобы миллиардеров больше никогда не было? Бесплатное образование и медицина? Левак Берни Сандерс — кандидат в президенты от нашей партии? Вы говорите, он еще и не самый левый? Да вы агенты Кремля — все до одного". Все это было просто немыслимо.В общем, три десятилетия тому назад ни Вашингтон, ни Брюссель не видели проблемы в том, что на смену коммунистической идеологии в постсоциалистических странах приходят идеологии, скажем так, архаично-сельские. Одетые в вышиванки/бурки/чапаны, интуитивно недолюбливающие все "городское" (неслучайно в ряде новых национал-демократий оставшуюся от СССР индустрию не просто развалили, а раздолбали с торжествующими криками "победим имперского монстра, уничтожавшего нашу экологию". Запад не мешал: во-первых, самоуничтожались конкуренты, во-вторых, дополнительно рвались производственные цепочки, связывавшие республики с Россией).
Однако время шло. Взгляды на Западе пережили драматический и стремительный слом. Политкорректность, явившаяся как простое средство снятия противоречий в разобщенных обществах, стала сама идеологией, причем вполне тоталитарной. Всосав в себя феминизм, активистов секс-меньшинств и университетское левачество, она как-то незаметно пропитала элиты — и теперь диктует сотням миллионов жителей свободного мира, что и как им говорить, кого защищать и что снимать. Наблюдать за этой мутацией Запада тем более захватывающе, что если, скажем, левые одолеют популистов в США и Британии — то через пару лет Россию основные западные медиапушки будут расстреливать уже не за то, что мы проклятые комми, а за то, что мы капиталистические свиньи....Ну так вот. Пока все это происходило, Восточная Европа и причисляемые к ней страны провалились в своего рода дыру во времени, в ценности начала XX века. Эти республики в большинстве своем продолжали быть на совесть антироссийскими — но со временем этого оказалось уже недостаточно.
И, например, категорически проамериканской, пронатовской и проевропейской Грузии начали предъявлять новые требования. То есть перековаться уже наконец. Завязать наконец с этим заскорузлым традиционализмом и впустить в себя актуальные ценности.
Причем чем дальше, тем хуже работает отмазка "у нас сложная уникальная ситуация, тяжелое наследие советско-российского империализма, мы пока не готовы, дайте нам еще немного времени". Времени у Запада особо нет. Западные обкомы видят, как традиционализм тут и там переходит в противостояние с ЕС и США. Они видят, как венгерский премьер выражает симпатии русскому президенту, а Турция закупает С-400 и совместно с Россией патрулирует север Сирии, откуда перед этим сбежали американцы. И наращивают давление на всех, кто еще остался.
Описывая противников "первого грузинского ЛГБТ-фильма", Би-би-си уже именует их ультраправыми и даже цитирует тех, кто объявляет их "фашистами".В общем, прозападные национал-демократические политики Новой Европы и "околоевропы" поставлены в довольно неудобную позицию. Есть мнение, что им не позавидуешь.
...И два слова о нашей стране. У нас, между прочим, разного рода гей- и лесбо-драмы тоже снимаются. Они тоже о тяжелых судьбах меньшинств в нашем нечутком обществе. Они тоже ездят на западные фестивали и вроде бы даже получают там какие-то призы.
Просто у нас их почти никто не смотрит. Потому что помимо интегрированной в международную элиту (то есть надежно изолированной от собственной страны) творческой тусовки — у нас за последние двадцать лет образовалась и прослойка тех, кто работает для российской публики.
Их пока не так уж много. К ним можно предъявлять множество справедливых претензий. Но в них хорошо одно: они не миссионеры зарубежных идеологий, которым наплевать на реалии обрабатываемой страны. Их заказчик, цензор и работодатель — это, собственно, российское общество.
За это нас в передовом мире, надо думать, отдельно не любят и отдельно накажут какими-нибудь санкциями.
