Михаил Магид,
публицист, специалист по Ближнему Востоку, специально для Eurasia Diary
Нынешнее иранское протестное движение крайне противоречиво и очень отличается по составу и лозунгам от неудачной "Зеленой революции 2009-2010 гг". Тогда миллионы людей вышли на улицы в крупных городах, протестуя против фальсификаций выборов, в результате которых к власти пришел религиозный консерватор Ахмадинежад. Сейчас протестуют десятки тысяч людей по всей стране, причем движение охватило множество небольших городов.
Что касается лозунгов, то наблюдается разнобой. С одной стороны протестующие требуют ликвидации исламской республики (вилаят-э-факих). Иными словами, часть демонстрантов хотят демонтировать режим, при котором общество может выбирать лишь президента с весьма ограниченными функциями (и даже это не всегда позволяют делать, как мы видели на примере выборов 2009 г). Верховная власть находится в руках не избранного народом духовного лидера (рахбара) Али Хаменеи, духовенства и КСИР (Корпуса Стражей Исламской Революции). Вместо исламского государства, участники протестов выступают за обычную парламентскую демократию. Кроме того, они требуют отмены регламентации одежды и поведения людей со стороны духовенства, религиозных авторитетов, имеющих государственную власть.
Но среди демонстрантов много выходцев из самых бедных слоев. Некоторые наблюдатели указывают на то, что эта часть населения достаточно консервативна. Ее интересует не столько смена политической системы или вопрос об отмене обязательного ношения женщинами хиджаба, сколько рост цен, безработица (в Иране она достигает 12%, тогда как среди молодежи лишены работы 40%). Сейчас появляется все больше свидетельств, что изначально инициаторами протестов были представители консервативной фракции иранской элиты. Указывают на Раиси, соперника нынешнего президента-либерала и реформатора Роухани на последних президентских выборах. Вероятно, именно сторонники Раиси инициировали самую первую акцию протеста в очень консервативном городе Мешхед. Она была направлена против президента и шла под социальными лозунгами, но почти немедленно ситуация вышла из-под контроля и протест широко разлился по стране.
Тем не менее, такая разнородность движения указывает на неоднозначность настоящей или будущей революции в Иране. Возможно, разные группы населения видят Иран будущего совершенно по-разному. Поэтому у меня вызывают большие сомнения шансы на победу чисто светских и либерально-демократических сил.
Не факт что низовому населению нужны светскость и парламентаризм. К первому они безразличны, второе им просто ничего не дает. В рамках представительной демократии, в отличие от прямой, у власти сменяют друг друга несколько бюрократических элитарных группировок (поддержанных олигархами) или партий. Настоящей властью обладают именно они, а не народ, поскольку они могут принимать любые решения в промежутке между выборами, а у избирателей практически нет возможности их заменить. При прямой демократии собрания избирателей время от времени собираются и обсуждают действия избранников, обладая правом отозвать их и заменить в любой момент, или дать им новый наказ о том, что избранники должны делать, но здесь этого нет. Так стоит ли парламентская система (на практике слабо отличающаяся от диктатуры) кровопролития, борьбы?
Некогда в Иране действовало множество последователей идей великого шиитского мыслителя Али Шариати. Он был сторонником прямой демократии народных собраний и референдумов, поддерживал идеи самоуправления трудовых коллективов в промышленности. Кроме того, Шариати выступал за внутренние преобразования традиционной для Ирана религии, шиизма. Он учил, что необходимо дать беднякам лучшую жизнь и образование, что каждый должен имеет право самостоятельно толковать священные тексты и самостоятельно принимать решения о том, как устроить свою жизнь. Словом, как и некогда социально-революционное крыло русского народничества, левые эсеры, он пытался дать ответ на проблемы общества, не отбрасывая местные традиции, а преобразуя их. Он мечтал о превращении шиизма в более свободную систему, о ликвидации наемного труда, о самоуправлении на рабочих местах. Создать новое общество из ткани старого, построить новую кооперативную экономику, основанную на свободном коллективизме и самоорганизации, а не на бюрократическом регулировании чиновников - вот какая задача ставилась. В отношении морали и социальной культуры это означало новое духовное развитие, обновление вместо консервативной религиозности и вместо атеизма. Но эта грандиозная задача до сих пор не решена.
...Десятилетиями в Иране, да и многих других странах мира можно наблюдать одну и ту же картину. Сначала либеральные преобразования в той или иной мере освобождают партийную инициативу в политике и предпринимательский дух в экономике. Это позволяет обществу развиваться, делает его более активным, динамичным. Но одновременно либеральные реформы создают жестокое неравенства народных низов и "выбившейся в люди" элиты - новых богачей, вожаков политических партий и т.д. Кроме того, такие эры обычно приносят атеизм, агностицизм, материализм и сопровождаются внутренней усталостью, духовным опустошением и социально-культурным упадком.
Тогда им на смену приходят (часто под сильным давлением низового бедного населения) времена "Большого социального государства". В области же права и культуры подобные реформы могут стать временем "скреп", консерватизма, возвращения к традиции (хотя эти вещи не обязательно сочетаются с социальной политикой).
Усиливается регулирующая роль государства. Оно навязывает социуму традиционную религию, устанавливает запреты, все пытается контролировать. Оно может оказать помощь бедным или создать для них рабочие места в неэффективном государственном секторе, управляемом медлительной бюрократией. Возможно, в самом начале, это приносит народным низам облегчение. Но спустя какое-то время экономика и политическая система начинают буксовать. Большинство государственных предприятий убыточны, ибо основаны на принципах халявы - широкого доступа к казенным кредитам и госзаказу, т.е. к деньгам налогоплательщиков. Государственные ограничения и запреты, навязанные сверху, раздражают значительную часть населения. В конце концов, бедность и\или безработица усиливаются из-за разрушения нежизнеспособной национализированной экономики. Коррупция и лицемерие клириков или политиков, использующих религию в своих интересах, вызывают негодование общества против них и\или против религии как таковой. Создаются условия для либеральных реформ или даже для либерально-демократической революции...
Эти качели не останавливаются. Иран уже несколько раз бросало из стороны в сторону. Некогда духовенство возглавило борьбу против шаха, против его светских и либеральных реформ. Тогда к духовенству, которое возглавил Хомейни, присоединились массы низового населения, средние слои, либералы и даже часть левых партий. Теперь низы и средние слои, наоборот, протестуют против духовенства, иногда тепло вспоминая шаха. Но только ли история Ирана здесь описана? И только ли этими двумя возможностями ограничена история?
