В ХХ веке появилась гипотеза, что развитие мозга, мыслительных способностей и восприятие окружающего мира очень сильно зависят от того, на каком языке человек говорит с детства. В 2023 году немецкие ученые из Института Макса Планка провели исследование и доказали, что все это так и есть/
В 20-е годы прошлого столетия скромный страховой служащий, химик-технолог по образованию Бенджамин Уорф заметил странную закономерность. Расследуя случаи пожаров на складах, он обратил внимание на то, что работники никогда не курят рядом с полными бензиновыми цистернами, но если на входе в склад висит вывеска Empty gasoline drums, то есть «Пустые цистерны из-под бензина», они ведут себя иначе: курят и даже бросают окурки на пол.
На первый взгляд это кажется странным, ведь люди, работающие с горючими веществами, знают, что бензиновые пары (которых не может не быть в пустых цистернах) более взрывоопасны, чем сам бензин. Что же заставляло их вести себя парадоксальным образом?
Уорф пришел к выводу, что такое поведение работников было продиктовано словом «пустые», которое вызывало представление о безопасности, вопреки имеющимся у них знаниям.
Уорфа настолько взволновало сделанное им открытие, что он прослушал курс лекций выдающегося американского лингвиста Эдуарда Сепира в Йельском университете, который занимался языками американских индейцев, сравнивая их грамматические системы с системами европейских языков.
Сепир пришел к выводу, что язык – это «символический ключ к поведению» и свой опыт человек или этнос интерпретирует через призму конкретного языка, что наиболее ярко проявляется во взаимосвязи его языка и мышления.
«Мы членим природу по линиям, проложенным нашим родным языком», – написал Уорф.
Так в 30-е годы прошлого века была сформулирована гипотеза лингвистической относительности, или, как ее еще называют лингвисты, гипотеза Сепира-Уорфа.
«Какие ваши доказательства?»
В среде лингвистов, психологов, философов одни восприняли гипотезу на ура, другие – с известным скепсисом. В СССР, например, гипотеза лингвистической относительности критиковалась с позиций диалектического материализма как «буржуазная идеалистическая теория».
В то же время различные эксперименты, скорее, подтверждали, нежели опровергали существование языковой призмы между действительностью и ее восприятием.
Возьмем близкий нам пример.
В английском языке слово blue используется как обозначение синего и голубого. В русском же мы пользуемся для этого двумя словами. На это можно возразить, что в английском тоже имеется возможность назвать эти два цвета: dark blue и light blue (темно-синий и светло-синий), однако в русском языке мы говорим «темно-зеленый» и «светло-зеленый», обозначая их как оттенки одного и того же цвета, а голубой и синий для того, чей родной язык русский, – два разных цвета или, выражаясь научно, две разные категории.
Ученые провели массу экспериментов на цветоразличение, многие из них – с целью опровергнуть гипотезу Сепира-Уорфа, но, увы, результаты опытов свидетельствовали в ее пользу.
В 2007 году группа ученых из нескольких крупных американских научных центров, включая Стэнфордский университет и Массачусетский технологический институт, провела очередное исследование на эту тему.
Группы русскоязычных и англоязычных участников прошли через ряд тестов по цветоразличению в рамках шкалы от светло-голубого до ярко-синего цвета. С теми заданиями, где два цвета попадали в разные «русские» категории (синий/голубой), значительно быстрее справлялась русскоязычная группа.
Лингвисты и психологи, однако, продолжали спорить, пока этим вопросом не занялись нейробиологи, которые в наше время, в отличие от времени Сепира и Уорфа, имеют инструменты, позволяющие заглянуть в мозг живого человека.
Почему британцы не похожи на китайцев
Исследуя мозг, ученые установили, что язык обрабатывается и продуцируется рядом отделов, расположенных преимущественно в левом полушарии и связанных между собой сложными сетями нейронов.
Кроме того, в различных исследованиях было установлено, что разные аспекты языка, включая семантику (значения слов), синтаксис (грамматическая структура) и фонологию (звуковая форма слов), используют разные сигнальные цепочки мозга, специализированные под конкретную функцию.
Обработка синтаксической и семантической информации происходит в основном в областях мозга, расположенных в левом полушарии, а вот звуки и интонация обрабатываются центрами в правом полушарии либо одновременно в обоих полушариях, а затем вся полученная информация интегрируется в единое целое в левом полушарии.
Ряд исследований продемонстрировал различия в мозговых структурах людей, имеющих разные родные языки.
Это заставляет предположить, что каждый человек в раннем детстве переживает структурные изменения мозга, которые вызваны усвоением родного языка, причем эти изменения связаны со структурой языка, и у китайца и англичанина, например, эти изменения будут разные.
Вот в этом исследовании британских ученых было установлено, что у носителей китайского и английского языков различается плотность белого и серого вещества мозга в тех его областях, которые вовлечены в обработку языка.
Особенно заметные различия были установлены в областях, ответственных за звуковую и интонационную характеристики речи, так как в отличие от английского языка в китайском тон произнесения слова меняет его значение, а значит структуры мозга, специализирующиеся на восприятии тона, требуют более сложной настройки.
И еще одно примечательное открытие британских ученых.
В числе участников исследования были европейцы, которые выучили китайский язык как иностранный, однако они, как и чистокровные китайцы, имели более плотное серое и белое вещество в области, вовлеченной в тоновое различение.
Это позволило ученым сделать важный вывод: структурные особенности речевых/языковых областей мозга не являются врожденными и не связаны с этнической принадлежностью. Изучая иностранный язык, мы, помимо очевидных практических преимуществ, получаем в качестве бонуса большую пластичность мозга.
Строгий порядок versus богатство значений
В новом исследовании немецкие ученые из Института Макса Планка сравнивали нейронные сети, соединяющие языковые центры носителей арабского и немецкого языков, для которых они были родными.
Исследователи выбрали эти языки, так как они очень сильно отличаются друг от друга, принадлежа к разным семьям языков: арабский – семитской семье, а немецкий – индоевропейской. Немецкий язык имеет более сложную грамматическую и синтаксическую структуру, чем арабский, арабский же отличается более богатой семантикой.
Заметно разнятся они и по звучанию. Носитель арабского языка часто пропускает краткие гласные, и значение слова сильно зависит от контекста, немец же четко проговаривает и членит слова и предложения. И, наконец, по-немецки человек пишет и читает слева направо, по-арабски, наоборот, справа налево.
Исследователи при помощи диффузно-взвешенной магнитно-резонансной томографии исследовали паттерны коннективности разных центров головного мозга 94 участников исследования. 47 из них имели родным языком немецкий, еще 47 – арабский, возраст их составлял от 18 до 34 лет.
Участники обеих групп продемонстрировали высокую коннективность в левом полушарии, где преимущественно происходит обработка языковых сигналов. При этом немецкоязычные участники имели более сильные связи между участками мозга, вовлеченными в обработку языка в каждом из полушарий, а носители арабского продемонстрировали более высокую коннективность между левым и правым полушарием.
Более высокая активация обоих полушарий, по-видимому, вызвана более сложной семантикой арабского языка по сравнению с немецким, а также письмом справа налево.
Изучая сканы мозга носителей немецкого языка, ученые выявили более сильные связи между участками, вовлеченными в синтаксические процессы в левом полушарии. Это неудивительно, так как синтаксис со строгим порядком слов в предложении несет в языке огромную смысловую нагрузку.
Как говорит один из авторов исследования доктор Альфред Анвандер, нейропсихолог Института Макса Планка, результаты данной работы представляют собой достаточно красноречивое свидетельство того, что родной язык является важным фактором формирования сетей, связывающих области мозга, а значит, напрямую влияет на когнитивные процессы.
Еще один вывод, который делает доктор Анвандер, – это важное значение окружающей действительности, ее влияния, а также личного опыта человека в детстве и юности для формирования структур мозга.
А кроме того, по словам Анвандера, результаты исследования внушают определенный оптимизм, ведь они доказывают невероятную пластичность головного мозга, которая может быть использована при расстройствах нейроразвития. Для этого очень важно начать терапевтическое вмешательство как можно раньше, на этапе максимальной готовности мозга ребенка к изменениям под влиянием извне.
Что ж, гипотезу Сепира-Уорфа пора называть не гипотезой, а теорией, так как она получила научное обоснование. Понятно, что такие исследования невозможно было провести в 30-е годы прошлого века, но теперь мы знаем, что эта «идеалистическая гипотеза» оказалась самой что ни на есть материальной.
