В последнее время в целях урегулирования Нагорно-Карабахского конфликта часто стал употребляться термин "военные наблюдатели". Чтобы выяснить в чем различие или схолдство ммежду военнным наблюдателем и военным миротворпцем, редакция Eurasia Diary обратилась к российскому политологу, научному сотруднику Института экономики РАН Александру Караваеву.
По словам политолога, военные наблюдатели и военные миротворцы, это два разных типа мониторинга, два разных типа включенности в этот процесс:
«Военные наблюдатели в этом конфликте уже есть – это очень небольшая группа офицеров Минской группы ОБСЕ. Они, фактически выполняют политическую роль, периодически выезжают на линии соприкосновения, то с азербайджанской, то с Карабахской стороны в целях мониторинга».
Караваев, говоря об эффективности их воздействия на переговорный процесс отметил:
«Насколько их роль оказывает воздействие на характер переговоров сказать трудно, потому что это больше имеет некий формально символический процесс, учитывая, что линия соприкосновения поддерживалась военнослужащими регулярной армии со стороны Азербайджана и со стороны сепаратистов при обеспечении Армении.
Сейчас, мы могли бы вернуться к такому типа мониторинга, учитывая увеличение числа такого рода офицеров и расширение их миссии с согласия Баку и Еревана, без характера военно-политических возможностей, но могло бы дать возможность Минской группе более объективную информацию о том, что там происходит.
С другой стороны, надо понимать, что все-таки, такая миссия возможна тогда, когда реальные боевые действия стихнут и наступит более длительная пауза».
В обсуждении вопроса миротворцев, возможности их ввода на территории Нагорного-Карабаха и миротворцы каких стран это могут быть, эксперт подчеркнул:
«14 октября состоялся телефонный разговор между Путиным и Эрдоганом, что имеет прямое отношение к этой теме.
Начнем с того, что пункт о миротворцах есть в урегулировании, как бы его не обходили в Баку и Ереване по своим основаниям, что конечно меняет потенциальные изменения в раскладе военных сил в конфликте. Миротворцы, это численные силы, например батальон, может быть размещен в зоне ключевых зон этой линии соприкосновения».
Политолог отметил, что введение миротворцев снижает суверенитет и страны агрессора и страны защищающейся от сепаратизма и агрессивных действий другой страны:
«Напомню, что с момента перемирия 1993 года и в Баку и Ереване эту тему отодвигали на потом, это было в пункте выработки принципов урегулирования».
Он сказал, что недавно Ильхам Алиев напомнил, что с точки зрения Азербайджана, это последний этап, а когда уже все будет разрешено и Азербайджан максимально сможет продвинуться в контроле над этими утраченными территориями, то смысла в миротворцах уже и не будет.
«С точки зрения Минской группы, она тоже неоднородна в плане миротворческого контингента и тех задач, которые они могли бы ставить. Здесь сразу возникают вопросы геополитики: естественно Россия никогда бы не ожидала туда прихода американских миротворцев. Азербайджан воспринимает приход российского контингента как мягкое давление. Открытых конфликтов между Баку и Москвой по вопросу российской тактики баланса между Баку и Ереваном, включая союзнические обязательства в безопасности для одной стороны и экономические договоренности с другой, таких конфликтов не было. С этим смирились и в Ереване и в Баку», - сказал Караваев.
По мнению российского политолога, Москва действует схожими механизмами и на одного и на другого и в поставках вооружения и в прочих вопросах, пытаясь находить балансы:
«Вопрос миротворцев, для Баку именно только российских или же миротворцев под эгидой российской организации ОДКБ воспринимался как наследие советского прошлого, причем в негативном аспекте, потому что тут возникала деятельность 366 полка в Ходжалы, когда уже вспоминали действия советских сил в самом начале конфликта, советская армия потеряла тот статус, а российская еще не приобрела, остатки частей и они использовались, фактически как наемники и этот осадок 92-93 года имеет место быть. Этот осадок играет роль, поэтому, Россия не может быть в единственном числе, хотя без России такого рода сценарий невозможен, просто кроме России надо думать, кто бы мог еще присоединится и на какой стадии. Если исходить из заключительной стадии, конечно наиболее тесный партнер для Азербайджана это Турция. Поэтому возникает вариант, что в Карабахе возможно реализовать эту схему патрулирования как в Идлибе. Ведь если российско-турецкая модель в Сирии работает почему бы это и здесь несработало».
Он отметил, что тактический период патрулирования российско-турецких сил в Сирии сложился довольно благополучно, несмотря на то, что этот конфликт очень высокой степени интенсивности, и, впринципе трудно чего-то достигнуть:
«Я считаю, что в Карабахе можно применить эту модель, тем более здесь больше шансов, что будет положительный результат, потому что мы имеем дело не с какими-то банд формированиями, а с регулярной армией. Есть все механизмы для того, чтобы миссия миротворцев двух стран могла бы взаимодействовать со своими партнерами и союзниками: Россия с армянскими силами и в нормальных отношениях с азербайджанскими, а Азербайджан чувствовал бы себя вполне уютно не за спинами турецких миротворцев, а во взаимодействии».
Говоря о размещении российско-турецких миротворцев, Караваев отметил один момент:
«Дело в том, что непонятно какую позицию будут играть американцы после выборов. Сейчас ясно, что на уровне заместителя госсекретаря США или помощника безопасности президента США идут контакты в рамках американской миссии в минской группе. Судя по тем заявлениям, которые сделал Байден, если он станет президентом, я боюсь, что Байден будет против того, чтобы Турция вводила миротворцев. Как то слишком резко он дал отповедь, что Турция в принципе сейчас принимает активную роль в поддержке Азербайджана. Здесь могут быть неожиданные подводные камни, в плане того, что американцы могут не согласиться с ролью усиления Турции в этом регионе. У них и так проблемы во взаимодействии с Турцией в рамках НАТО на двустороннем уровне по вопросам их базирования в Инджирлике».
Садраддин Агджаев