Узбекистан занимает особое место среди республик центрально азиатского региона вследствие своей достаточно непредсказуемой внешней политики. В графическом виде стратегия Ташкента представляет собой синусоиду, в которой плавность перехода от одних показателей к другим (углубление сотрудничества с США или Россией) обеспечивается двумя факторами – устойчивыми внешнеэкономическими связями с КНР и перманентно напряжёнными отношениями с ближайшими соседями.

Отметим, что в основе поведения Узбекистана лежит принцип «игры с нулевой суммой», что предполагает наличие двух констант: возможность нарушения международных соглашений и принцип бескомпромиссности в разрешении стратегически важных вопросов. Наиболее наглядно это проявляется в ситуации вокруг двух узловых проблем Узбекско-Таджикских отношений:

строительство Рогинской ГЭС, последовательно торпедируемое Ташкентом на базе утверждений о том, что возведение гидроэнергетического сооружения нарушит систему ирригации трансграничных территорий, а также является рискованным мероприятием с точки зрения сейсмической безопасности;

деятельность экспорта образующего предприятия Таджикистана (обеспечивает 75% всех валютных поступлений в страну) – Таджикской алюминиевой компании (ТАЛКО), которую узбекская сторона требует закрыть ввиду её негативного воздействия на окружающую среду.

В качестве рычагов давления Ташкент использует зависимость Таджикистана от поставок узбекского газа и транзита туркменской электроэнергии через территорию Узбекистана, периодически их прекращая (зимы 2008–2009 гг., 2011–2012 гг.). Кроме того, руководство Узбекистана настаивает на независимых международных экспертизах целесообразности строительства Рогинской ГЭС, проведение которых требует приостановки возведения плотины гидросооружения и блокирует привлечение инвесторов. Положительная оценка строительства ГЭС экспертными группами, нанятыми Всемирным Банком, не была признана Узбекистаном, который с 2004 г. также отказывается подписывать с Таджикистаном, Кыргызстаном и Казахстаном ежегодные протоколы о взаимных поставках водных и топливно-энергетических ресурсов. В итоге, в сфере использования водно-энергетических ресурсов в центрально азиатском регионе образовался правовой вакуум, позволяющий Ташкенту действовать исключительно исходя из своих интересов.

Аналогичная нормативно-правовая ситуация складывается и в области приграничных конфликтов. В частности, Ташкент отказывается проводить совместные мероприятия по расследованию инцидентов на Кыргызско-Узбекской границе, закрывает пункты пропуска на границах без уведомления соседних государств, чем нарушает межправительственные соглашения о пунктах пропуска. Кроме того, узбекской стороной минируются участки границы с Таджикистаном без учёта незавершённых демаркационных мероприятий, что, в свою очередь, противоречит Оттавской конвенции от 18 сентября 1997 г., которая запрещает производить, передавать и применять противопехотные мины.

Таким образом, в политике Узбекистана по отношению к Таджикистану и Кыргызстану прослеживается тактика двойных стандартов: оппоненты обязаны соблюдать международные договоренности, а сам Узбекистан считает для себя возможным навязывать им нормы своей юрисдикции и бескомпромиссного отстаивания своих интересов. Представляется, что в основе данного типа поведения лежит национальная идея Узбекистана, предполагающая восстановление авторитета и могущества узбекского народа, которым он обладал в период царствования Амира Тимура, провозглашённого идеологическим символом нации.

Вместе с тем данная идеологическая подоплёка внешнеполитических амбиций Узбекистана в регионе подкрепляется рядом объективных факторов:

Во-первых, в демографическом отношении республика занимает первое место в регионе по численности населения (по данным Всемирного банка на 2014 г. – 30 742 500 человек);

Во-вторых, располагает самой большой в Центральной Азии армией в 55 тыс. человек;

В третьих, обладает запасами углеводородных ресурсов, эксплуатация которых обеспечивает ему высокие показатели ВНП на душу населения (5290 долларов)по сравнению с Кыргызстаном и Таджикистаном (3080 долларов и 2500 долларов соответственно).

Данные факторы позволяют президенту Узбекистана делать заявления относительно возможных угроз военных конфликтов в Центральной Азии из-за формата использования водных ресурсов: энергетического, стратегического для Бишкека и Душанбе или ирригационного, выгодного Ташкенту.

Тем не менее, инициирование регионального вооружённого противостояния Узбекистаном маловероятно по двум причинам:

Во-первых, это станет фактором вовлечения в конфликт террористических и религиозно-экстремистских группировок, исходящие угрозы от которых признаны всеми центрально азиатскими государствами и международными организациями, членами которых они являются (в частности, ШОС и ОДКБ);

Во-вторых, это может подорвать политическую стабильность в Узбекистане, где на фоне военных действий могут активизироваться как оппозиционные либерально-демократические силы, так и радикальные исламистские группы.

Кроме того, членство Таджикистана и Кыргызстана в ОДБК в случае вооружённого конфликта гарантирует им поддержку по линии данной организации. В свою очередь, принимая во внимание очередную «оттепель» в Узбекско-Американских отношениях, а также предоставление Ташкентом площадки для размещения регионального центра НАТО, вероятность превращения регионального конфликта в детонатор вооружённого геополитического противостояния мировых центров силы возрастает. В этой системе координат претензии Узбекистана на региональное лидерство могут перейти в категорию утопий. Следовательно, заявления Узбекистана о возможности региональной «водной» войны следует рассматривать в ракурсе оказания информационно-психологического давления на соседние государства и создания атмосферы неопределённости в межгосударственном взаимодействии.

Вместе с тем непредсказуемость поведения Ташкента проявляется не только в двустороннем, но и в многостороннем формате: в отношении американского проекта «Новый Шёлковый путь» и ЕАЭС. В первом случае представляется, что, основываясь на имеющемся опыте взаимодействия с США, Узбекистан, несмотря на активное участие в строительстве железных дорог в Афганистане, не рассматривает «Новый Шёлковый путь» в качестве перспективного. Это можно проследить на примере ситуации вокруг одного из краеугольных элементов данного проекта - CASA-1000, реализация которого невозможна без запуска генерирующих мощностей Рогинской ГЭС. В этом аспекте для Ташкента важным является не столько риск затопления сельскохозяйственных угодий в результате функционирования ГЭС, сколько усиление конкуренции на афганском энергетическом рынке, на котором Узбекистан присутствует с 2007 г., и в 2015 г. намерен поставить 1,5 млрд. кВт/ч электроэнергии.

Кроме того, несмотря на внешние доброжелательные отношения, в отчётах Государственного департамента США даётся негативная оценка системы защиты прав человека в Узбекистане. В частности, отчёт за 2014 г. начинается с определения Узбекистана в качестве авторитарного государства, в котором исполнительная ветвь власти под руководством президента И. Каримова гипертрофирована и контролирует все сферы общественно-политической и экономической жизни. Подчёркивается безальтернативный характер президентских и парламентских выборов, а также несоответствие процедуры их проведения международным стандартам. Более того, согласно данному отчёту в стране общепринятыми являются пытки заключенных, нарушения правил проведения следственного и судебного процессов, нарушения свободы вероисповедания, проявляющиеся в притеснениях в отношении представителей религиозных меньшинств и продолжительных сроках их заключения без права общения, ограничения свободы слова, печати, собраний, передвижения, а также принудительный труд.

Для Ташкента также неприемлемо интегрирование в ЕАЭС по причинам экзогенной и эндогенной природы. С одной стороны, участие в евразийской интеграции предполагает, во-первых, развитие в идейном фарватере, предложенном региональным конкурентом Узбекистана – Казахстаном;

во-вторых, принятие те условие и нормы, которые уже были разработаны и не будут трансформированы под требования нового участника;

в-третьих, взаимодействие с партнёрами по интеграционному блоку на принципах взаимных уступок и компромисса, что противоречит сложившемуся имиджу Ташкента. Представляется, что данные факторы лежат в основе заявлений И. Каримова о невступлении Узбекистана в объединения, напоминающие СССР.

С другой стороны, особенности внешнеполитического поведения Узбекистана детерминируются и внешними причинами: сложившаяся сложная социально-экономическая ситуация в стране обусловливает высокий уровень «теневой» экономики;

необходимость постоянного поиска руководством страны внешних врагов для собственной легитимации вследствие ригидной политической системы.

При этом в качестве основной причины роста объёма «теневой» торговли с соседними республиками выступает часто практикуемое узбекской стороной закрытие границ и введение запрета на экспорт сельскохозяйственной продукции. В этом случае каналами провоза товаров между двумя государствами становятся приграничные населённые пункты. При этом выгоду получают: руководство Узбекистана, подчёркивающее зависимость Кыргызстана и Таджикистана от инфраструктуры, природных ресурсов и экономического потенциала соседа;

пограничная служба, представители которой берут определённую мзду за нелегальные торговые операции; торговцы, которые избегают процедур таможенного контроля.

А в условиях ЕАЭС от данных «преференций» необходимо будет отказаться.

Между тем, примечательно декларативное смягчение риторики Узбекистана в отношении Таджикистана, проявившееся в начале переговоров о возобновлении авиасообщения между двумя республиками (которое в настоящее время приостановлено). Вероятно, Ташкент, осознавая долгосрочную бесперспективность выстраивания торгово-экономических отношений с нестабильным Афганистаном, даже на правах лидера, в условиях замкнутости Туркменистана и неопределённого статуса Ирана, решил создать «подушку безопасности»в форме нормализации отношений с Таджикистаном, который не демонстрирует особой заинтересованности в евразийской интеграции.

В свою очередь, вероятно, что вступление Кыргызстана в ЕАЭС выступило причиной резкого охлаждения отношений Ташкента с Бишкеком, что особо ярко проявилось в напряжённости на уровне лидеров двух стран. В этом аспекте показательно заседание глав стран СНГ 8 мая 2015 г.

Ташкент старается подчеркнуть своё превосходство и стремление решать спорные вопросы непосредственно с Москвой как равной стороной переговоров, что было продемонстрировано во время урегулирования газового вопроса между Кыргызстаном и Узбекистаном, когда последний восстановил поставки газа на юг соседней республики только после официального визита В. В. Путина в Узбекистан в декабре 2014г.

Резюмируя проведённый анализ природы внешнеполитического курса Узбекистана в отношении Таджикистана и Кыргызстана, следует особо подчеркнуть:

в основе «своенравности» внешнеполитического поведения Узбекистана лежит идеологическая максима о том, что узбекский народ – наследник империи Амира Тимура, что обусловливает его ведущую роль в центрально азиатском регионе;

ввиду этого паритет в отношениях с соседями с более низким уровнем социально-экономического развития неприемлем;

вместе с тем членство в интеграционных объединениях с высокой степенью институализации, требующей внесения изменений в функционирование экономической и политической систем, чревато турбулентными моментами в общественно-политической жизни страны ввиду необходимости перераспределения зон влияния между элитными группировками и сокращения масштабов «теневого» сектора экономики;

кроме того, претензии на региональное лидерство несовместимы с встраиванием в евразийский интеграционный процесс, идеологические вехи которого были установлены региональным конкурентом – Казахстаном;

однако сотрудничество с США по проекту «Новый Шёлковый путь» выгодно для Узбекистана только на первоначальном этапе и только в части строительства железнодорожных магистралей. В дальнейшем их эксплуатация будет либо прекращена в условиях сохраняющейся нестабильности в Афганистане, либо канализирует направление потоков наркотиков в Узбекистан;

данные обстоятельства, несмотря на противоречия по вопросу строительства Рогинской ГЭС, вынуждают Ташкент демонстрировать определённую лояльность в отношении Душанбе, который, будучи индифферентным к проекту евразийской интеграции, но сохраняющий ровные отношения с Москвой, может выступить «подушкой безопасности» в случае очередного витка напряжённости с США и отсутствия выгод от афганского направления.