Что значит быть белым в Америке? Не в терминах превосходства или вины, не в исторических клише, не в политических лозунгах. А — на уровне тишины, на уровне памяти, которая живёт не в заголовках, а в голосах, звучащих в церквях, в песнях, в старых письмах, в полевых пейзажах и детских колыбельных.
Идентичность — это не флаг, это не лозунг и не орудие. Это пространство принадлежности, то, что связывает нас с предками, дает смысл именам и ритуалам, объясняет, откуда мы пришли. В Америке — стране, построенной на миграции и изменении, — идентичность белого человека нередко размывается, стирается, становится безымянной. Быть «американцем» — это зачастую быть кем-то без истории. И тогда «белый» становится попыткой вспомнить, восстановить, назвать.
Это не о доминировании, это о лояльности. Это не о превосходстве, а о преемственности. Это голос культурной памяти, зовущий не к власти, а к очагу — к тому месту, где каждый знает, чьи песни он поёт.
Мультикультурализм, который призван объединять, всё чаще начинает стирать — растворять различия, упразднять текстуру, заменять корни шаблонами. В такой реальности слово «белый» становится не щитом, а якорем. Оно удерживает от растворения. Оно говорит: «Я здесь. Я тоже часть этого сада народов».
И если идентичность других культур почитается и защищается, почему не может быть того же для европейского наследия? Слово «белый» — в этой интонации — не требует превосходства. Оно требует права помнить, права звучать, права передавать.
Быть белым в Америке — значит быть носителем невидимых карт. Это деревни в Германии, ирландские храмы, польские колокольни, шотландские песни, русские иконы. Это всё, что было принесено через океаны и поселилось в теле нации. Это попытка остаться целым в мире, который часто поощряет распад.
Никакого трона, только очаг. Никакой иерархии, только укоренённость. Настоящее разнообразие начинается не там, где все одинаковы, а там, где каждый честен с собой и уважает другого.
Празднуя свою белую идентичность, американец не отрицает других. Он говорит: «Я тоже часть этой истории. Моя культура тоже имеет значение». И это утверждение — не угроза. Это обещание. Обещание остаться, помнить, передать дальше.
Фатима Шукюрова // EDnews
